Уверен, все строители мало мальски знакомые с технологией ГНБ знают такой бренд как Vermeer.
Пожалуй, это самая популярная торговая марка на просторах СНГ среди установок направленного бурения.
Но сегодня я хочу рассказать не о производителе установок ГНБ, а о знаменитом однофамильце, голландском художнике Яне Вермеере, и о том как подделывали его картины. Как говорится не ГНБ единым живы будем :)
Будет много "буков", но дочитайте до конца, очень интересная история, мимо которой я пройти не сумел.
ВЕРМЕЕР И ВАН МЕЕГЕРЕН.
ВЕЛИЧАЙШАЯ ФАЛЬСИФИКАЦИЯ ХХ ВЕКА.
Ян Вермеер Делфский
Jan Vermeer van Delft
Крещен 31 октября 1632, Делфт — похоронен 15 декабря 1675, Делфт
Голландский живописец, мастер бытовой живописи и жанрового портрета. Родился в семье предпринимателя, производившего шелк для портьер и обивки мебели, а также торговавшего картинами.
Живя в кальвинистской, но относительно веротерпимой стране, был, вероятно, католиком, приняв исповедание своей жены К. Больнес. В 1662-71 состоял деканом гильдии делфтских художников. Работал медленно (от него дошло немногим более 30 картин), для поддержания огромной семьи из 11 детей вынужден был к концу жизни по примеру отца заняться антикварной торговлей.Многие из его жанровых сцен, по сути, обобщенные жанровые портреты.
Испытал влияние К. Фабрициуса.
Применяя, как и многие его современники, камеру-обскура, Вермер достиг в своих городских видах (их всего два — «Улочка» и «Вид Дельфта») удивительной, почти фотографической объективности, соединив ее с привычной своей мягкой поэзией.
Хан ван Меегерен
Han van Meegeren
10 октября 1889, Девентер — 30 декабря 1947, Амстердам
Голландский живописец, портретист, один из известнейших фальсификаторов XX века, прославившийся подделкой картин Вермеера Дельфтского и Питера де Хоха. На своих подделках он заработал свыше 8 миллионов гульденов.
Мегерен родился в 1899 году в Девентере, был третьим ребёнком в семье. Его родители были католиками. В детстве Ван Меегерен увлекался живописью, и сам мечтал стать художником.
Отец хотя и не разделял любовь сына к искусству, тем не менее отправил Хана в Делфтский технический университет для обучения на архитектора. Вскоре ван Мегерен проявил любовь к изобразительным искусствам и так увлечённо набирал знания, что вскоре стал помощником преподавателя на отделении искусства и архитектуры. За великолепный акварельный рисунок интерьера церкви, стилизованный под технику XVII столетия, он получил высшую награду — Золотую медаль.
Он регулярно писал статьи для журнала De Kemphaan, основанного в 1928 году.
После женитьбы на Анне де Вогт, которая скоро родила ему двоих детей, Жака и Паулину, Меегерен стал выставлять свои произведения на художественных выставках. Вскоре у художника начались семейные проблемы, он начал пить. В 1921 году он провёл три месяца, путешествуя по Италии и изучая итальянских мастеров. В 1922 году он провёл выставку картин на библейские темы, все были проданы. В 1923 г. он официально развёлся с Анной.
Будучи убеждённым художником-реалистом, Меегерен не принимал всего нового в живописи. Чтобы отстоять себе место в мире искусство и иметь заработок на жизнь, он не нашёл другого выхода, кроме как заняться подделкой картин столь любимых им старых мастеров.
В сентябре 1937 года «Христос в Эммаусе» был опознан искусствоведом Брёдиусом, как произведение Вермеера Дельфтского, и притом одно из лучших.
Первоначально Ван Меегерен сам желал раскрыть своё ловкое мошенничество, но после того, как продал это полотно за сумму, эквивалентную нескольким миллионам долларов (по нынешнему курсу), желание переубеждать покупателя у него пропало.
В 1938 году Ван Меегерен удалился в Ниццу, где написал еще две подделки — «Игроки в карты» и «Пирушка» в стиле Питера Хоха.
Из-за угрозы войны он вернулся в Голландию, оставив картины в Ницце. В 1941—1943 гг. после развода со второй женой, Ван Меегерен написал ещё серию картин «под Вермеера».
В 1943 году Ван Меегерен продал неравнодушному к искусству фашистскому лидеру Герману Герингу свою новую работу «Христос и судьи», выдавая её за Вермера. За эту картину он запросил 1600 тыс. гульденов.
В 1945 году американский капитан Гарри Андерсон обнаружил «Христа и судей» в коллекции Геринга. Американцам не составляло труда установить, что продавцом картины выступил ван Меегерен. Голландские власти предъявили ему обвинение в распродаже национального культурного достояния. За коллаборационизм ему грозил солидный тюремный срок, так как его подделки всё ещё считались подлинниками Вермеера.
29 мая 1945 г. ван Мегерен был взят под стражу. После двух недель тюремного заключения он заявил, что на самом деле проданные им картины являются подделками. Для проверки подлинности его заявлений голландское правительство на 6 недель поместило Меегерена под арест в специально арендованном доме, где тот должен был под наблюдением написать подделку. Так появилась его последняя картина — «Молодой Христос, проповедующий в храме».
В ноябре 1947 года Ван Меегерен был осуждён за подделку произведений искусства и был приговорён к одному году тюремного заключения. Месяц спустя, в возрасте 58 лет, он скончался от сердечного приступа, чему способствовало многолетнее употребление алкоголя и наркотиков. В 1950 году его личные вещи были распроданы на аукционе, состоявшемся в его собственном доме в Амстердаме.
А теперь сама история.
При жизни у него не было ни славы, ни денег. Да и после смерти его картины, как и он сам, растворились во мраке забвения на два столетия. Извлек их оттуда случай, одарив мастера лаврами гения.
Что же (или кого) использовала судьба, восстанавливая справедливость?
Мало найдется художников, чей жизненный путь был бы окутан столь же беспросветным мраком. Йоанниса (Яном, на европейский манер, его станут называть только в XIX веке) Рейнерсзона Вермеера крестили в Новой церкви Делфта, 31 октября 1632 года. Запись об этом найдена в городском архиве. Из того же источника были добыты сведения о ближайших родственниках будущего гения.
Репутация у них, надо сказать, была весьма и весьма сомнительной. Дедушка по материнской линии был фальшивомонетчиком, бабушка по отцу - торговкой-мошенницей, дядюшка, военный инженер, сидел в тюрьме за растрату средств городской казны. Правда, батюшка был вроде бы человеком приличным. Рейнер Вермеер занимался шелкоткачеством, держал постоялый двор, да еще и торговал предметами искусства. После смерти отца Йоаннис унаследовал его антикварную, как мы теперь бы сказали, лавку, но сам считал себя в первую очередь художником и в этом качестве в 21 год вступил в Гильдию св. Луки, покровителя живописцев.
Для Голландии XVII столетия это было делом обычным: живописью художники занимались по воскресеньям, а в будни зарабатывали себе на хлеб насущный занятиями более доходными. Рембрандт, к примеру, хоть и не жаловался на безвестность и отсутствие заказчиков, одной лишь живописью тоже прокормиться не мог и занимался разведением тюльпанов.
Как текла жизнь Вермеера в течение первых двадцати лет, никто не знает.
Кто учил его рисованию? Покидал ли он пределы родного Делфта? Как открылись у него фантастические способности к живописи? Совершенно непонятно. Никакой архив на эти вопросы не ответит.
Зато услужливо подскажет даты обручения и бракосочетания молодого художника с некой Катариной Болнес. Впоследствии у них родилось пятнадцать детей, четверо из которых умерли еще малышами. Как отдали девушку из почтенной и довольно состоятельной семьи за сына трактирщика, не имевшего за душой и ломаного гроша? Тем не менее, мать невесты даже пустила молодоженов в свой дом и помогала им деньгами до самой смерти своего голодранца-зятя. За тридцать лет он создал всего около пятидесяти картин. При такой «производительности труда» сводить концы с концами было нелегко, тем более что покупатели отнюдь не выстраивались в очередь у дверей его мастерской.
Умер Вермеер в возрасте 43 лет. По легенде - от апоплексического удара.
Жене и детям он оставил кучу долгов, полсотни малоценных картин разных авторов и несколько собственных, так и не проданных полотен.
И если бы не великодушие тещи, похоронившей его 15 декабря 1675 года в фамильном склепе своего семейства в старой церкви Делфта, лежать бы ему в яме для бедняков, как несчастному Моцарту.
Душеприказчиком художника был назначен друг семьи Антони ван Левенгук, выдающийся ученый-натуралист, изобретатель микроскопа. Он продал с аукциона 26 картин Вермеера в счет погашения его долгов, но списка полотен не составил, не видя в том необходимости: известностью его друг не пользовался, особой ценности его творения тогда не имели, и купили их за сущие гроши.
Их и потом сложно было продавать как работы Вермеера. Двести лет имя делфтского мастера особым авторитетом у коллекционеров не пользовалось, и антиквары нередко продавали его картины как работы более известных мастеров, его современников, таких как Питер де Хох или Герард Терборх. И далеко не всегда впоследствии удавалось восстановить истину. Так что часть полотен хоть физически где-то и существует, но как работы Вермеера утрачены навсегда.
И даже когда таинственного голландца заново открыли миру на Парижском салоне 1866 года, полотна его не стали предметом ажиотажа. Известную сегодня любому мало-мальски разбирающемуся в живописи дилетанту «Девушку с жемчужной сережкой» продали на аукционе 1882 года за... 2 гульдена.
Зато сегодня каждая из тридцати четырех картин, о которых с большей или меньшей долей уверенности можно сказать, что они принадлежат кисти Вермеера, стоит десятки миллионов долларов. Даже те пять или шесть, как, например, «Святая Пракседа», пару лет назад выставлявшаяся в Москве перед аукционом Christies, в отношении которых у специалистов имеются весьма серьезные сомнения.
Вермеера считают одним из самых значительных художественных открытий XIX века. Но настоящая слава пришла к нему только в 30-е годы следующего столетия. Не в последнюю очередь благодаря Марселю Прусту.
«Вид Делфта», который он считал самой прекрасной картиной на свете, буквально стал одним из действующих лиц его знаменитого романа «В поисках утраченного времени».
Но подлинный фурор вокруг «малого» голландца, внезапно ставшего великим и непревзойденным, произвел Хан ван Меегерен, человек, к которому тоже в определенном смысле подходят эти эпитеты.
Невольный неудачник
Есть люди, которые на свою беду совершенно не переносят критики. Признание на выбранном поприще необходимо им как воздух. И отсутствие его может толкнуть их на отчаянные поступки. Вот таким и уродился на свет Хан ван Меегерен, сын школьного учителя из маленького голландского городка Девентера.
Это случилось в конце XIX века. Меегерен-старший был истым тираном, рисунки сына рвал в клочья и слышать не хотел о том, чтобы тот посвятил себя такому глупому занятию, как живопись. Мало того, он даже чтение книг считал пустой тратой времени, а сын его, к несчастью, был еще и заядлым книгочеем. Как складывались отношения отца и сына - догадаться не трудно. Но Хану повезло - в утешение судьба послала ему преподавателя рисования в школе, где он учился, педагога от Бога. Ученик тоже способностями обделен не был, неудивительно, что через несколько месяцев упорных занятий юный Хан стал побеждать на всех городских конкурсах для школьников.
Отец хотел, чтобы сын стал инженером или получил какую-нибудь другую достойную профессию. После череды скандалов был найден компромисс - Меегерен-младший станет архитектором. В 19 лет он отправился в Делфт изучать архитектуру в технологическом институте, но живописью Хан занимался гораздо прилежнее, чем черчением. В 24 года бедный студент женится на Анне де Вогт, восхитительной красавице, голландке по отцу и индонезийке по матери. Как и в случае в Вермеером, молодых супругов приютили в доме невесты. Бабушка Анны жила в Рейсвейке, расположенном милях в 15 от Делфта, так что Хану, чтобы продолжать учебу, приходилось дважды в день покрывать это расстояние на велосипеде. Сколько миль он так намотал, пожалуй, и сам бы не мог сосчитать.
Карьера архитектора его совершенно не устраивала. Он продолжал мечтать о славе непревзойденного художника, а посему решил принять участие в ежегодном конкурсе студенческих работ.
«Собор Святого Лаврентия», выполненный в традициях классической голландской живописи, принес ему первое место и награду в 1000 гульденов - сумму для никому не известного молодого художника просто неслыханную. Жюри было восхищено не только его мастерством, но и тем обстоятельством, что Хан единственный из участников конкурса не был учащимся художественной школы. Однако работа над картиной и появление на свет первенца, крошки Жака, поспособствовали тому, что выпускные экзамены молодое дарование с треском провалило. Отец был в ярости, но дал сыну денег в долг, чтобы оплатить еще один год учебы. Однако увеличившееся семейство надо было кормить. Хан решает бросить учебу и целиком отдаться живописи.
Он сдал экстерном экзамены в гаагской Королевской академии искусств.
Ему даже предложили место преподавателя, что давало и положение в обществе, и обеспеченное будущее. Он отказался; тратя время на воспитание новых талантов, не успевал бы творить собственную славу. Вполне понятный максимализм: Хану было всего 25, будущее казалось ему блистательным. Однако разочарования не заставили себя долго ждать.
Вскорости у Анны и Хана родилась дочь. Нужда в деньгах стала еще острее, и Хан решил сделать копию с «Собора Святого Лаврентия».
Он собирался продать ее иностранцу-коллекционеру, выдав за оригинал. Покупатель восторгался картиной и готов был выложить запрашиваемые 1000 гульденов, но честная Анна убедила мужа сказать правду. Картина ушла за цену, раз в 20 меньше первоначальной.
Это был первый удар по самолюбию молодого художника. В копию он вложил не меньше души и таланта, чем в оригинал, заказчику картина нравилась, почему же она должна была стоить меньше? Для ван Меегерена мастерство исполнения и эстетическое удовольствие от картины были единственными критериями ее ценности. Но критики и искусствоведы испокон веку считали иначе: имя автора всегда было решающим аргументом. Смириться с этим ван Меегерен так никогда и не смог.
Постепенно он стал известным художником: появились ученики, картины его продавались неплохо, выполнены они были в «старинном стиле», что придавало покупателю солидности в собственных глазах.
Завелись деньжата, а с ними и страсть к веселой жизни: пирушки с актрисами, каждый день новыми, ночные заведения, наркотики, алкоголь. Жена с ним развелась и забрала детей, но Хан не особо огорчался по этому поводу. Злило его совсем другое.
20-е годы прошлого века стали эпохой рождения нового искусства: отринувшие классику революционеры холста и кисти будоражили умы, задавали тон, диктовали стиль и моду. Но новаторства ван Меегерен не признавал категорически: он был слишком предан идеалам традиционной живописи ХVII-ХVIII веков, чтобы отдавать должное таланту того же Пикассо.
На новоявленных гениев он нападал при каждом удобном случае, строча обличительные статьи и затевая скандалы в в публичных местах. А критиков, хваливших их работы, обвинял в продажности, бездарности и отсутствии вкуса к настоящей, то есть классической живописи. На этом основании он сам никогда не платил им за благожелательные рецензии, хотя деньги у него были.
Один в поле не воин. Борьбу с критиками ван Меегерен проиграл: они сплотили ряды и уничтожили его как художника, объявив ретроградом, реакционером, а заодно и бездарью, способной лишь подражать старым мастерам, но ни в малейшей степени не обладающей собственным стилем. И в груди Хана, унаследовавшего мрачный и обидчивый характер отца, помноженный на его собственную манию величия (он-то мечтал видеть свои работы рядом с полотнами Рембрандта, Хальса, ван Дейка и Рейсдаля!), зрел план мести, да такой, чтобы весь художественный мир содрогнулся к понял, какого гениального художника он затравил.
Великий замысел
Идея была проста, как все гениальное.
Хан ван Меегерен задумал создать «неизвестный» шедевр столь чтимого им Вермеера, добиться признания столь ненавидимых им искусствоведов, а затем признаться в авторстве полотна.
Почему именно Вермеера?
Он был одним из его любимых художников, но дело не только в этом. В биографии художника слишком много белых пятен, атрибуция многих его полотен в достаточной мере спорна, так что доказать или опровергнуть подлинность «вынырнувшего из небытия» шедевра было в равной степени затруднительно.
Вот только осуществить задуманное было практически невозможно.
В XVII веке синтетических красителей не знали, значит, надо где-то раздобыть минералы, из которых тогда изготовлялись краски, что в XX веке затруднительно. А потом экспериментировать с самими красками, чтобы получить точно те же оттенки, что и на полотнах Вёрмеера, что уже практически за гранью возможного, ведь у каждого великого художника - своя, только ему одному присущая палитра, а никаких «рецептов» мастер потомкам, разумеется, не оставил. Затем надо приобрести картину той эпохи, причем такую, которая никогда не реставрировалась, да еще и в оригинальном подрамнике - глупо писать «Вермеера» на современном холсте, прикрепленном к подрамнику, сделанному в соседней багетной мастерской. Разумеется, первоначальную живопись с полотна надо удалить, да так, чтобы не повредить и без того уже достаточно ветхий холст.
Готовую же картину, написанную свеженькими, только что изготовленными красками, нужно состарить, то есть высушить так, чтобы на поверхности красочного слоя образовались тонкие трещинки - так называемые кракелюры. Сложность в том, что на подлинных картинах кракелюры возникают постепенно - в старинных красках не использовались спирты, ускоряющие процесс высыхания, так что они могли сохнуть и пятьдесят, и даже сто лет. И вот этот эффект предстояло получить за несколько часов сушки в электропечи. К тому же в старину картины под стеклом никто не хранил, в трещинки забивалась пыль, грязь, копоть от свечей или масляных светильников. Словом, опытный глаз мог отличить подделку от подлинника даже по внешним признакам, без помощи химического и прочих анализов. Но это все трудности, так сказать, технического порядка. А картину еще предстояло написать - и так, чтобы все ахнули от восхищения.
К тому времени, как план мести окончательно созрел в голове ван Меегерена, он со своей второй женой, бывшей актрисой Йоханной Орлеманс, обосновался на Лазурном Берегу в очаровательной вилле под названием «Весна». Официально он зарабатывал на жизнь тем, что рисовал портреты местной знати, стилизованные под старинную голландскую живопись. Изображения льстили оригиналам, да и выполнены были с надлежащим мастерством, так что Хан не бедствовал. Но в свободное от зарабатывания денег время творил по-настоящему. Четыре долгих года он скрупулезно изучал технику делфтского мастера, экспериментировал с растворителями и лаками, растирал и смешивал краски. Черную, к примеру, добывал из угля, полученного при сжигании молодых побегов винограда. В подвале дома он по собственным чертежам соорудил электропечь для сушки холстов. И все ради того, чтобы прославиться. Не как фальсификатор, но как живописец, способный соперничать с самим Вермеером.
Обманываться рад
Даже в те времена, когда Вермеер был всего лишь одним из так называемых «малых голландцев», манера письма решительно выделяла его среди современников. Его полотна наполнены почти осязаемым воздухом и излучают свой собственный таинственный и умиротворяющий свет. Соперничать с ним в передаче фактуры и формы предметов с помощью тончайших оттенков цвета не дано никому. Кажется странным, что все свои таланты он употребил не на изображение богов и героев, а беспечно «растратил» на служанок, наливающих молоко, музицирующих барышень и мастериц, плетущих кружева. Ренуар, между прочим, считал «Кружевницу» самой прелестной картиной на свете.
Мужчин среди его персонажей совсем немного.
Вермеер предпочитал писать обычных женщин, занятых обычными делами в ничем не примечательных интерьерах своих скромных жилищ.
Голландский ученый Свилленс доказал, что на его полотнах изображено всего пять различных интерьеров, написанных с разных точек и при различном освещении. Скорее всего это были комнаты его собственного дома.
Даже пейзажей сохранилось всего два - тот самый «Вид Делфта» и очаровательная безымянная «Улочка».
Никаких грандиозных или просто важных «событий», просто остановленные мгновения бытия, жизнь вне времени и вне пространства. Воинственных бюргеров, победивших в начале XVII столетия в войне за независимость родных Нидерландов, сменили их более мирно настроенные потомки, предпочитавшие тратить силы только на наживание капиталов и тихие семейные радости.
«Неканонических» сюжетов у Вёрмеера всего три: «Святая Пракседа», «Диана и нимфы» и «Христос в доме Марфы и Марии». Искусствоведы относят их к раннему периоду его творчества.
Некоторые предполагают, что в юности Йоханнес побывал в Италии (непонятно только на какие средства), где мог видеть творения Леонардо или Рафаэля. Сторонников у этой теории на рубеже прошлого и позапрошлого веков было немало, поскольку она позволяла объяснить странную для туманной Голландии солнечную живопись Вёрмеера итальянским влиянием. Их не смущало даже то, что картин на мифологические и евангельские сюжеты, на которых, собственно, и стоит все искусство эпохи Возрождения, в наследии Вёрмеера так мало, и никаких достоверных доказательств, что они принадлежат кисти Вермеера, нет.
Все остальное создано в совсем иной манере. Но охота, как известно, пуще неволи. Одним из самых ярых защитников версии о существовании «итальянского Вермеера» был злейший враг Хана ван Меегерена - директор одного из самых солидных голландских музеев - Маурицхейса - Абрахам Бредиус, искусствовед, погубивший его репутацию как самоценного художника, мнение которого было в Нидерландах неоспоримым.
Он всю жизнь мечтал найти полотно, которое подтверждало бы его итальянскую теорию. Мстительный Хан решил не лишать его такого удовольствия.
Рискни он взяться за типичный для этого мастера сюжет, вероятность разоблачения была бы куда выше. Сомневаться же в подлинности «неканонического» Вермеера никому бы и в голову не пришло: слишком хотели, чтобы он «нашелся». Подлинность произведения искусства всегда нелегко установить, если нет свидетельств, по которым можно проследить его историю. В этом случае все зависит от вкуса и личных пристрастий эксперта, первым высказавшим свое суждение о полотне. Он волен признать его шедевром или жалкой мазней, приписать гению или бездарности, и если не найдется документов, опровергающих его точку зрения, то другой, не менее уважаемый и авторитетный эксперт, не разделяющий мнения коллеги, все равно изменить атрибуцию картины и ее ценность практически не сможет. Исключения из этого неписаного правила только подтверждают его. Одним словом, если эксперт захочет, то картина станет Вермеером, даже если им и не является.
В качестве сюжета ван Меегерен выбрал явление воскресшего Христа двум своим ученикам в Эммаусе. И Бредиус попался в расставленные для него сети. Он слишком хотел обмануться. Как каторжный, работал ван Меегерен четыре года, наконец в 1932 году работа была завершена — на свет появился «Христос в Эммаусе».
Хан обратился за помощью к известному адвокату и любителю живописи доктору Бону. Он рассказал ему занимательную историю о некой Мавреке, последней представительнице старинного голландского рода, желавшей продать часть картин из фамильной коллекции. Среди этих картин Хан якобы и обнаружил «Христа в Эммаусе» и счел, что это, возможно, полотно Вермеера. Но поскольку сам он в силу давней вражды обратиться к Бредиусу за экспертизой не может, то просит Бона о содействии. За приличное вознаграждение, разумеется. От такого заманчивого предложения трудно было отказаться, и доктор Бон представил картину на суд 83-летнего почти ослепшего суперискусствоведа.
Двое суток заняло у него детальное изучение картины. Придирчивый эксперт осмотрел все: холст, подрамник, даже гвозди, которыми холст был прибит к подрамнику, и кожаные прокладки под ними. Что уж говорить о тщательности, с которой он изучал само полотно. Вердикт, удостоверенный соответствующим сертификатом, был однозначен: это Вермеер, да такой, каких свет еще не видывал. Вскоре картину выставили в музее Бойманса. «Христос в Эммаусе» произвел настоящую сенсацию еще и потому, что для голландской живописи XVII века религиозные сюжеты большая редкость, и лишь немногие из имеющихся действительно являются образцами высокого искусства.
Ван Меегерен пришел на выставку, встал напротив им же сотворенной картины и во всеуслышание заявил, что это... подделка! Окружавшая картину толпа тут же объявила его сумасшедшим. А через пару месяцев уже все специалисты по Вермееру были свято уверены, что перед ними шедевр, способный затмить даже Рембрандта. «Христа в Эммаусе» назвали открытием века.
Отложенное торжество
Казалось бы - заветная цель достигнута. Настало время снять маску и явить миру свое лицо.
Но Хан ван Меегерен этого не сделал.
Первое, что приходит в голову: из-за жадности и укоренившейся привычки к роскоши. Ему надоела бедность - он полжизни перебивался случайными заработками. К тому же супруга любила роскошь не меньше его. А кроме того, Хану приходилось содержать свою первую жену и двоих детей. Продажа картины солидному музею, каковым и являлся музей Бойманса, давала ему круглую сумму - две трети от 520 тысяч гульденов. И, придумав для друзей и знакомых байку о том, что он якобы выиграл главный приз в национальной лотерее, Хан ван Меегерен принялся наверстывать упущенное.
Вилла «Весна» была съемным жилищем, Хану же хотелось собственного, и он купил виллу «Лето», обставив ее с невероятной роскошью, в чем ему с удовольствием помогала утонченная и изысканная Йоханна. Вселившись в новое «гнездышко», Хан понял, что содержать все это великолепие он сможет не дольше года, и решил, что пора возвращаться к кистям и краскам.
Для разминки он создал «Интерьер с пьющими», выдав его за работу Питера де Хоха.
Затем принялся за нового «Вермеера». Сначала написал небольшую «Голову Христа», выдав за эскиз к еще не найденному полотну, а затем и само полотно - «Тайную вечерю». За три картины, проданные по той же легенде о наследнице знатного рода, он выручил порядка 1 800 000 гульденов.
Казалось бы, можно уж и на покой удалиться и сибаритствовать до конца своих дней. Хан ван Меегерен и так ни в чем себе не отказывал - шумные вечеринки на вилле и в любимых ресторанах для толпы друзей и знакомых, драгоценности и меха для несравненной Йо, картины старых мастеров (подлинники, естественно), недвижимость - отели, ночные клубы, жилые дома. Он прятал деньги в трубы центрального отопления, под плиты пола, закапывал в саду и беспечно забывал, куда именно.
Как художник, он не мог не понимать, что с каждой новой картиной вероятность разоблачения возрастает, но и остановиться уже не мог, хотя к концу 1941 года, когда он начал работать над «Исааком, благословляющим Иакова» и «Христом и блудницей», вдохновение, осенявшее во время работы над первым шедевром, уже покинуло его. Он все меньше был Вермеером и все больше становился самим собой, Ханом ван Меегереном, хотя и не хотел этого признавать.
Однако это было естественно, поскольку критики приучили публику определять ценность картины именем автора, так сказать, «торговой маркой», а не художественными достоинствами.
Зачем тогда надрываться, выверяя каждый мазок, положение каждой трещинки, величину каждой крупинки в краске, если того же восхищения можно добиться ценой гораздо более скромных усилий?
Стоит ли удивляться, что, сбыв с рук две очередные подделки, Хан принялся за следующую.
«Омовение ног», самая неудачная как в техническом, так и в эстетическом отношении, стала последней в его карьере фальсификатора.
Ван Меегерен иссяк. Желание объявить миру о своем гении тоже мало-помалу угасло. Только ли потому, что жадность оказалась сильнее?
А может, он просто испугался, что своей, только ему принадлежащей славы он этим разоблачением не добьется? Ведь работал-то он в манере Вермеера, а не в собственной. Так что главное обвинение, которое некогда возвели на него критики во главе с Бредиусом - творческая несамостоятельность, - возможно, так и не было бы с него снято.
Однако существует и еще одно объяснение, более тонкого свойства. За четыре года напряженнейшей работы, когда одно неловкое движение кистью, ошибка в один градус при сушке, неверно смешанная краска или не до конца проявившийся кракелюр могли погубить дело всей его жизни, несчастный Хан и вправду решил, что он сам и есть Ян Вермеер Делфтский.
Что в него вошла его душа, он руководил его работой, чтобы вернуть себе, незаслуженно забытому живописцу XVII века, отобранную людьми и временем славу. Основания для такого рода «помешательства» у ван Меегерена были, ибо от его картин публика получала то же наслаждение, что и от полотен самого Вермеера.
Выходит, он только умножал его славу.
Какое из этих объяснений ближе к истине, мы, вероятнее всего, так никогда и не узнаем. Трудно узреть истину в потемках чужой души.
Триумф, оплаченный смертью
В конце мая 1945 года двое сотрудников голландской службы госбезопасности нанесли визит почтенному коллекционеру и экс-художнику Хану ван Меегерену в его роскошном особняке в центре Амстердама на канале Кайзерсграхт. Визит этот был, по их мнению, пустой формальностью.
Повод - выяснить, каким образом картина Вермеера «Христос и блудница» попала к рейхсмаршалу Герману Герингу.
Подозревать самого ван Меегерена в сотрудничестве с врагом никто не собирался. Было известно, что в продаже картины участвовали несколько посредников. Надо было только выяснить, кто уполномочил ван Меегерена ее продать, чтобы вернуть законным владельцам. Тот ответил, что купил ее еще до войны у одного знатного итальянского семейства, пообещав хранить его имя в тайне. Антикваров такая отговорка вполне бы устроила. Но не сотрудников госбезопасности. Они взялись за Хана всерьез, а растерявшийся коллекционер не смог на ходу придумать более убедительную историю.
Ван Меегерен «прокололся» там, где меньше всего ожидал.
Он настоятельно просил своего посредника, чтобы картина не попала к немцам, поскольку знал, что после войны происхождение каждого шедевра начнут устанавливать весьма тщательно. Но тот соблазнился высокими процентами и продал картину одному из доверенных лиц рейхсмаршала, который был просто помешан на собирании предметов искусства.
«Христос и блудница» были обнаружены вместе с другими работами старых мастеров в одной из соляных шахт Альт-Аусзее в Австрии, где Геринг спрятал свои сокровища, когда запахло жареным.
Вермеер, как уже известно читателю, плодовитым художником не был, так что каждое его новое полотно сразу же привлекало к себе повышенное внимание. А тут еще незадолго до этого в резиденции Адольфа Гитлера Бергхоф нашли «Аллегорию живописи», вывезенную из венского Музея истории искусств.
Словом, находка была слишком значимой, чтобы не наделать шуму.
В том, что это Вермеер, как раз никто не сомневался, важно было найти владельца, чтобы вернуть полотно, и изменника, вступившего в сделку с нацистами.
Так что 29 мая 1945 года Хан ван Меегерен был арестован по обвинению в сотрудничестве с оккупантами.
После почти полутора месяцев следствия он, наконец, сделал сенсационное признание: никакой это не Вермеер, а он сам. Вернее, Ян Вермеер Делфтский, воплотившийся в него. Такая вот реинкарнация. Или, если хотите, перезагрузка.
Шок был таким, что кое-кто вполне серьезно задался вопросом, а не является ли тот автором всех существующих полотен, приписываемых загадочному голландцу?
Если в это готовы были поверить профессионалы от искусствоведения, то что говорить о самом ван Меегерене, упивавшемся своею славой.
Наконец искусствоведы опомнились и с удивлением обнаружили, что все шесть «Вермееров» очень похожи между собой и очень мало на «Христа у Марфы и Марии», полотна и без того спорного.
Последний ход сделал сам Хан: не верите, так я вам нарисую еще одного «Вермеера», и тогда вы убедитесь!
Ему разрешили работать дома, выставив вокруг особняка охрану. Двое полицейских неотлучно присутствовали в мастерской. Сюжет - «Иисус среди учителей».
Картина была далека от совершенства, учитывая ситуацию и состояние самого художника, но все равно производила сильное впечатление. Тем не менее самые отъявленные скептики признали правоту ван Меегерена только после того, как на вилле «Весна» был найден обрезок подрамника, обрамлявшего холст, на котором впоследствии был нарисован «Христос в Эммаусе». Совпали не только годовые кольца дерева, но и ходы, проделанные жучком-древоточцем.
Обвинение в сотрудничестве с нацистами с выдающегося мистификатора было снято, поскольку продал он собственную работу, а не шедевр национального гения Нидерландов.
Зато возникла необходимость возбудить уголовное дело по другой статье - подлог. Но тогда придется публично признать некомпетентность очень уважаемых людей, в том числе директоров солидных музеев, и они вынуждены будут давать унизительные объяснения.
Или признать, что ван Меегерен - тоже гений, хоть и в ином роде.
Процесс, много раз откладывавшийся, начался 29 октября 1947 года. Хану ван Меегерену исполнилось 58.
Смертельно больной, но бодрый и подтянутый, в отлично сидевшем синем костюме, он шел из особняка на Принсенграхт в суд пешком в окружении зевак и репортеров. Он расточал улыбки и охотно шутил со своей «свитой». Зал суда напоминал картинную галерею.
Персональная выставка! Об этом он мечтал тридцать лет.
Прокурор в своей речи заявил, что не в компетенции суда выявлять степень таланта подсудимого, но на путь подлога он вступил от корысти, а не от жажды признания, иначе он сам разоблачил бы себя, а не стал дожидаться, когда это произойдет по воле случая.
Так что его следует признать виновным.
Максимальный срок - до четырех лет, но, учитывая состояние здоровья подсудимого, можно сократить его вдвое. Адвокат, называя своего подзащитного чуть ли не гением, оправдывал его тем, что человек он тонкий, ранимый и совершенно неспособен переносить критику. С юридической точки зрения никакого мошенничества при продаже не было, ибо решение о принадлежности картины Вермееру выносили эксперты, а сам его подзащитный ничего такого не утверждал и к покупке никого не подбивал. И эксперты, и покупатели действовали исключительно по доброй воле.
Последнее слово обвиняемого было более чем странным. Говорил он не о себе, а о... картине Вермеера.
Шарль Сван, герой романа Пруста «В поисках утраченного времени», был убежден, что «Диана и нимфы», которую музей Маурицхейс приобрел как картину Николаса Маса, на самом деле принадлежит кисти Вермеера, тогда как он уверен, что это подделка. И ни слова в собственную защиту.
Когда судья закрыл заседание, Хан ван Мее покинул зал под овации публики. Приговор был оглашен 12 ноября. Он был признан виновным и приговаривался всего к году тюремного заключения. Адвокат не стал обжаловать приговор, а подал королеве прошение о помиловании. Наверняка сей выдающийся фальсификатор его получил, но судьба освободила его иным способом: он умер в клинике от апоплексического удара, так же, как умер в своем доме его кумир.
Подделки уничтожать не стали, иногда они даже экспонируются. А «Христос и блудница» из коллекции Геринга висит в музее Бойманса в одном зале с Пикассо и прочими новаторами, которых ван Меегерен так искренне презирал. Подделать картину еще здравствующего или недавно ушедшего мастера не так уж и трудно, но сфальсифицировать полотна XVII века так, чтобы обмануть всех на свете, этого никому не удавалось.
Хан ван Меегерен остался единственным великим фальсификатором в истории живописи. Но стоило ли тратить жизнь на такую славу...
Вместо послесловия
На сегодняшний день в России ни одного Вермеера нет. А могло бы и быть.
«Аллегория Веры», правда, как картина кисти гораздо менее известного художника, в конце XIX века была приобретена Дмитрием Ивановичем Щукиным.
Но по совету И.С. Остроухова, чей авторитет для русских коллекционеров был так же непререкаем, как совет Бредиуса для коллекционеров голландских, довольно быстро избавился от нее, продав... Абрахаму Бредиусу.
Тот поспешил приписать ее Вермееру, но почему-то не оставил ни в личной коллекции, ни в собрании возглавляемого им музея. Так что, вместо того, чтобы оказаться в Историческом музее, куда после революции попала щукинская коллекция, картина оказалась за океаном.
Впрочем, среди российских искусствоведов есть такие, кто нимало этим обстоятельством не огорчен, ибо они считают, что слава Яна Делфтского намного превосходит отпущенное ему Богом дарование.
Пожалуй, это самая популярная торговая марка на просторах СНГ среди установок направленного бурения.
Но сегодня я хочу рассказать не о производителе установок ГНБ, а о знаменитом однофамильце, голландском художнике Яне Вермеере, и о том как подделывали его картины. Как говорится не ГНБ единым живы будем :)
Будет много "буков", но дочитайте до конца, очень интересная история, мимо которой я пройти не сумел.
ВЕРМЕЕР И ВАН МЕЕГЕРЕН.
ВЕЛИЧАЙШАЯ ФАЛЬСИФИКАЦИЯ ХХ ВЕКА.
Ян Вермеер ДелфскийJan Vermeer van Delft
Голландский живописец, мастер бытовой живописи и жанрового портрета. Родился в семье предпринимателя, производившего шелк для портьер и обивки мебели, а также торговавшего картинами.
Живя в кальвинистской, но относительно веротерпимой стране, был, вероятно, католиком, приняв исповедание своей жены К. Больнес. В 1662-71 состоял деканом гильдии делфтских художников. Работал медленно (от него дошло немногим более 30 картин), для поддержания огромной семьи из 11 детей вынужден был к концу жизни по примеру отца заняться антикварной торговлей.Многие из его жанровых сцен, по сути, обобщенные жанровые портреты.
Испытал влияние К. Фабрициуса.
Применяя, как и многие его современники, камеру-обскура, Вермер достиг в своих городских видах (их всего два — «Улочка» и «Вид Дельфта») удивительной, почти фотографической объективности, соединив ее с привычной своей мягкой поэзией.
Хан ван Меегерен
Han van Meegeren
10 октября 1889, Девентер — 30 декабря 1947, Амстердам
Голландский живописец, портретист, один из известнейших фальсификаторов XX века, прославившийся подделкой картин Вермеера Дельфтского и Питера де Хоха. На своих подделках он заработал свыше 8 миллионов гульденов.
Мегерен родился в 1899 году в Девентере, был третьим ребёнком в семье. Его родители были католиками. В детстве Ван Меегерен увлекался живописью, и сам мечтал стать художником.
Отец хотя и не разделял любовь сына к искусству, тем не менее отправил Хана в Делфтский технический университет для обучения на архитектора. Вскоре ван Мегерен проявил любовь к изобразительным искусствам и так увлечённо набирал знания, что вскоре стал помощником преподавателя на отделении искусства и архитектуры. За великолепный акварельный рисунок интерьера церкви, стилизованный под технику XVII столетия, он получил высшую награду — Золотую медаль.
Он регулярно писал статьи для журнала De Kemphaan, основанного в 1928 году.
После женитьбы на Анне де Вогт, которая скоро родила ему двоих детей, Жака и Паулину, Меегерен стал выставлять свои произведения на художественных выставках. Вскоре у художника начались семейные проблемы, он начал пить. В 1921 году он провёл три месяца, путешествуя по Италии и изучая итальянских мастеров. В 1922 году он провёл выставку картин на библейские темы, все были проданы. В 1923 г. он официально развёлся с Анной.
Будучи убеждённым художником-реалистом, Меегерен не принимал всего нового в живописи. Чтобы отстоять себе место в мире искусство и иметь заработок на жизнь, он не нашёл другого выхода, кроме как заняться подделкой картин столь любимых им старых мастеров.
В сентябре 1937 года «Христос в Эммаусе» был опознан искусствоведом Брёдиусом, как произведение Вермеера Дельфтского, и притом одно из лучших.
Первоначально Ван Меегерен сам желал раскрыть своё ловкое мошенничество, но после того, как продал это полотно за сумму, эквивалентную нескольким миллионам долларов (по нынешнему курсу), желание переубеждать покупателя у него пропало.
В 1938 году Ван Меегерен удалился в Ниццу, где написал еще две подделки — «Игроки в карты» и «Пирушка» в стиле Питера Хоха.
Из-за угрозы войны он вернулся в Голландию, оставив картины в Ницце. В 1941—1943 гг. после развода со второй женой, Ван Меегерен написал ещё серию картин «под Вермеера».
В 1943 году Ван Меегерен продал неравнодушному к искусству фашистскому лидеру Герману Герингу свою новую работу «Христос и судьи», выдавая её за Вермера. За эту картину он запросил 1600 тыс. гульденов.
В 1945 году американский капитан Гарри Андерсон обнаружил «Христа и судей» в коллекции Геринга. Американцам не составляло труда установить, что продавцом картины выступил ван Меегерен. Голландские власти предъявили ему обвинение в распродаже национального культурного достояния. За коллаборационизм ему грозил солидный тюремный срок, так как его подделки всё ещё считались подлинниками Вермеера.
29 мая 1945 г. ван Мегерен был взят под стражу. После двух недель тюремного заключения он заявил, что на самом деле проданные им картины являются подделками. Для проверки подлинности его заявлений голландское правительство на 6 недель поместило Меегерена под арест в специально арендованном доме, где тот должен был под наблюдением написать подделку. Так появилась его последняя картина — «Молодой Христос, проповедующий в храме».
В ноябре 1947 года Ван Меегерен был осуждён за подделку произведений искусства и был приговорён к одному году тюремного заключения. Месяц спустя, в возрасте 58 лет, он скончался от сердечного приступа, чему способствовало многолетнее употребление алкоголя и наркотиков. В 1950 году его личные вещи были распроданы на аукционе, состоявшемся в его собственном доме в Амстердаме.
А теперь сама история.
При жизни у него не было ни славы, ни денег. Да и после смерти его картины, как и он сам, растворились во мраке забвения на два столетия. Извлек их оттуда случай, одарив мастера лаврами гения.
Что же (или кого) использовала судьба, восстанавливая справедливость?
Мало найдется художников, чей жизненный путь был бы окутан столь же беспросветным мраком. Йоанниса (Яном, на европейский манер, его станут называть только в XIX веке) Рейнерсзона Вермеера крестили в Новой церкви Делфта, 31 октября 1632 года. Запись об этом найдена в городском архиве. Из того же источника были добыты сведения о ближайших родственниках будущего гения.
Репутация у них, надо сказать, была весьма и весьма сомнительной. Дедушка по материнской линии был фальшивомонетчиком, бабушка по отцу - торговкой-мошенницей, дядюшка, военный инженер, сидел в тюрьме за растрату средств городской казны. Правда, батюшка был вроде бы человеком приличным. Рейнер Вермеер занимался шелкоткачеством, держал постоялый двор, да еще и торговал предметами искусства. После смерти отца Йоаннис унаследовал его антикварную, как мы теперь бы сказали, лавку, но сам считал себя в первую очередь художником и в этом качестве в 21 год вступил в Гильдию св. Луки, покровителя живописцев.
Для Голландии XVII столетия это было делом обычным: живописью художники занимались по воскресеньям, а в будни зарабатывали себе на хлеб насущный занятиями более доходными. Рембрандт, к примеру, хоть и не жаловался на безвестность и отсутствие заказчиков, одной лишь живописью тоже прокормиться не мог и занимался разведением тюльпанов.
Как текла жизнь Вермеера в течение первых двадцати лет, никто не знает.
Кто учил его рисованию? Покидал ли он пределы родного Делфта? Как открылись у него фантастические способности к живописи? Совершенно непонятно. Никакой архив на эти вопросы не ответит.
 |
| Ян Вермеер Сваха 1656 г. Дрезденская картинная галерея (Считается, что на этой картине с бокалом в руке Вермеер изобразил себя) |
 |
| Vermeer A Lady Drinking and a Gentleman 1658 г. Staatliche Museen, Берлин |
Умер Вермеер в возрасте 43 лет. По легенде - от апоплексического удара.
Жене и детям он оставил кучу долгов, полсотни малоценных картин разных авторов и несколько собственных, так и не проданных полотен.
И если бы не великодушие тещи, похоронившей его 15 декабря 1675 года в фамильном склепе своего семейства в старой церкви Делфта, лежать бы ему в яме для бедняков, как несчастному Моцарту.
Душеприказчиком художника был назначен друг семьи Антони ван Левенгук, выдающийся ученый-натуралист, изобретатель микроскопа. Он продал с аукциона 26 картин Вермеера в счет погашения его долгов, но списка полотен не составил, не видя в том необходимости: известностью его друг не пользовался, особой ценности его творения тогда не имели, и купили их за сущие гроши.
Их и потом сложно было продавать как работы Вермеера. Двести лет имя делфтского мастера особым авторитетом у коллекционеров не пользовалось, и антиквары нередко продавали его картины как работы более известных мастеров, его современников, таких как Питер де Хох или Герард Терборх. И далеко не всегда впоследствии удавалось восстановить истину. Так что часть полотен хоть физически где-то и существует, но как работы Вермеера утрачены навсегда.
И даже когда таинственного голландца заново открыли миру на Парижском салоне 1866 года, полотна его не стали предметом ажиотажа. Известную сегодня любому мало-мальски разбирающемуся в живописи дилетанту «Девушку с жемчужной сережкой» продали на аукционе 1882 года за... 2 гульдена.
 |
| Vermeer Girl with a Pearl Earring 1665-67 г.г. Mauritshuis, Гаага |
Зато сегодня каждая из тридцати четырех картин, о которых с большей или меньшей долей уверенности можно сказать, что они принадлежат кисти Вермеера, стоит десятки миллионов долларов. Даже те пять или шесть, как, например, «Святая Пракседа», пару лет назад выставлявшаяся в Москве перед аукционом Christies, в отношении которых у специалистов имеются весьма серьезные сомнения.
Вермеера считают одним из самых значительных художественных открытий XIX века. Но настоящая слава пришла к нему только в 30-е годы следующего столетия. Не в последнюю очередь благодаря Марселю Прусту.
«Вид Делфта», который он считал самой прекрасной картиной на свете, буквально стал одним из действующих лиц его знаменитого романа «В поисках утраченного времени».
Но подлинный фурор вокруг «малого» голландца, внезапно ставшего великим и непревзойденным, произвел Хан ван Меегерен, человек, к которому тоже в определенном смысле подходят эти эпитеты.
Невольный неудачник
Есть люди, которые на свою беду совершенно не переносят критики. Признание на выбранном поприще необходимо им как воздух. И отсутствие его может толкнуть их на отчаянные поступки. Вот таким и уродился на свет Хан ван Меегерен, сын школьного учителя из маленького голландского городка Девентера.
 |
| Хан ван Меегерен (фото) |
Это случилось в конце XIX века. Меегерен-старший был истым тираном, рисунки сына рвал в клочья и слышать не хотел о том, чтобы тот посвятил себя такому глупому занятию, как живопись. Мало того, он даже чтение книг считал пустой тратой времени, а сын его, к несчастью, был еще и заядлым книгочеем. Как складывались отношения отца и сына - догадаться не трудно. Но Хану повезло - в утешение судьба послала ему преподавателя рисования в школе, где он учился, педагога от Бога. Ученик тоже способностями обделен не был, неудивительно, что через несколько месяцев упорных занятий юный Хан стал побеждать на всех городских конкурсах для школьников.
Отец хотел, чтобы сын стал инженером или получил какую-нибудь другую достойную профессию. После череды скандалов был найден компромисс - Меегерен-младший станет архитектором. В 19 лет он отправился в Делфт изучать архитектуру в технологическом институте, но живописью Хан занимался гораздо прилежнее, чем черчением. В 24 года бедный студент женится на Анне де Вогт, восхитительной красавице, голландке по отцу и индонезийке по матери. Как и в случае в Вермеером, молодых супругов приютили в доме невесты. Бабушка Анны жила в Рейсвейке, расположенном милях в 15 от Делфта, так что Хану, чтобы продолжать учебу, приходилось дважды в день покрывать это расстояние на велосипеде. Сколько миль он так намотал, пожалуй, и сам бы не мог сосчитать.
Карьера архитектора его совершенно не устраивала. Он продолжал мечтать о славе непревзойденного художника, а посему решил принять участие в ежегодном конкурсе студенческих работ.
«Собор Святого Лаврентия», выполненный в традициях классической голландской живописи, принес ему первое место и награду в 1000 гульденов - сумму для никому не известного молодого художника просто неслыханную. Жюри было восхищено не только его мастерством, но и тем обстоятельством, что Хан единственный из участников конкурса не был учащимся художественной школы. Однако работа над картиной и появление на свет первенца, крошки Жака, поспособствовали тому, что выпускные экзамены молодое дарование с треском провалило. Отец был в ярости, но дал сыну денег в долг, чтобы оплатить еще один год учебы. Однако увеличившееся семейство надо было кормить. Хан решает бросить учебу и целиком отдаться живописи.
Он сдал экстерном экзамены в гаагской Королевской академии искусств.
Ему даже предложили место преподавателя, что давало и положение в обществе, и обеспеченное будущее. Он отказался; тратя время на воспитание новых талантов, не успевал бы творить собственную славу. Вполне понятный максимализм: Хану было всего 25, будущее казалось ему блистательным. Однако разочарования не заставили себя долго ждать.
Вскорости у Анны и Хана родилась дочь. Нужда в деньгах стала еще острее, и Хан решил сделать копию с «Собора Святого Лаврентия».
Он собирался продать ее иностранцу-коллекционеру, выдав за оригинал. Покупатель восторгался картиной и готов был выложить запрашиваемые 1000 гульденов, но честная Анна убедила мужа сказать правду. Картина ушла за цену, раз в 20 меньше первоначальной.
Это был первый удар по самолюбию молодого художника. В копию он вложил не меньше души и таланта, чем в оригинал, заказчику картина нравилась, почему же она должна была стоить меньше? Для ван Меегерена мастерство исполнения и эстетическое удовольствие от картины были единственными критериями ее ценности. Но критики и искусствоведы испокон веку считали иначе: имя автора всегда было решающим аргументом. Смириться с этим ван Меегерен так никогда и не смог.
Постепенно он стал известным художником: появились ученики, картины его продавались неплохо, выполнены они были в «старинном стиле», что придавало покупателю солидности в собственных глазах.
Завелись деньжата, а с ними и страсть к веселой жизни: пирушки с актрисами, каждый день новыми, ночные заведения, наркотики, алкоголь. Жена с ним развелась и забрала детей, но Хан не особо огорчался по этому поводу. Злило его совсем другое.
20-е годы прошлого века стали эпохой рождения нового искусства: отринувшие классику революционеры холста и кисти будоражили умы, задавали тон, диктовали стиль и моду. Но новаторства ван Меегерен не признавал категорически: он был слишком предан идеалам традиционной живописи ХVII-ХVIII веков, чтобы отдавать должное таланту того же Пикассо.
 |
| Ван Меегерен On the Lake |
Один в поле не воин. Борьбу с критиками ван Меегерен проиграл: они сплотили ряды и уничтожили его как художника, объявив ретроградом, реакционером, а заодно и бездарью, способной лишь подражать старым мастерам, но ни в малейшей степени не обладающей собственным стилем. И в груди Хана, унаследовавшего мрачный и обидчивый характер отца, помноженный на его собственную манию величия (он-то мечтал видеть свои работы рядом с полотнами Рембрандта, Хальса, ван Дейка и Рейсдаля!), зрел план мести, да такой, чтобы весь художественный мир содрогнулся к понял, какого гениального художника он затравил.
Великий замысел
Идея была проста, как все гениальное.
Хан ван Меегерен задумал создать «неизвестный» шедевр столь чтимого им Вермеера, добиться признания столь ненавидимых им искусствоведов, а затем признаться в авторстве полотна.
Почему именно Вермеера?
Он был одним из его любимых художников, но дело не только в этом. В биографии художника слишком много белых пятен, атрибуция многих его полотен в достаточной мере спорна, так что доказать или опровергнуть подлинность «вынырнувшего из небытия» шедевра было в равной степени затруднительно.
Вот только осуществить задуманное было практически невозможно.
В XVII веке синтетических красителей не знали, значит, надо где-то раздобыть минералы, из которых тогда изготовлялись краски, что в XX веке затруднительно. А потом экспериментировать с самими красками, чтобы получить точно те же оттенки, что и на полотнах Вёрмеера, что уже практически за гранью возможного, ведь у каждого великого художника - своя, только ему одному присущая палитра, а никаких «рецептов» мастер потомкам, разумеется, не оставил. Затем надо приобрести картину той эпохи, причем такую, которая никогда не реставрировалась, да еще и в оригинальном подрамнике - глупо писать «Вермеера» на современном холсте, прикрепленном к подрамнику, сделанному в соседней багетной мастерской. Разумеется, первоначальную живопись с полотна надо удалить, да так, чтобы не повредить и без того уже достаточно ветхий холст.
Готовую же картину, написанную свеженькими, только что изготовленными красками, нужно состарить, то есть высушить так, чтобы на поверхности красочного слоя образовались тонкие трещинки - так называемые кракелюры. Сложность в том, что на подлинных картинах кракелюры возникают постепенно - в старинных красках не использовались спирты, ускоряющие процесс высыхания, так что они могли сохнуть и пятьдесят, и даже сто лет. И вот этот эффект предстояло получить за несколько часов сушки в электропечи. К тому же в старину картины под стеклом никто не хранил, в трещинки забивалась пыль, грязь, копоть от свечей или масляных светильников. Словом, опытный глаз мог отличить подделку от подлинника даже по внешним признакам, без помощи химического и прочих анализов. Но это все трудности, так сказать, технического порядка. А картину еще предстояло написать - и так, чтобы все ахнули от восхищения.
К тому времени, как план мести окончательно созрел в голове ван Меегерена, он со своей второй женой, бывшей актрисой Йоханной Орлеманс, обосновался на Лазурном Берегу в очаровательной вилле под названием «Весна». Официально он зарабатывал на жизнь тем, что рисовал портреты местной знати, стилизованные под старинную голландскую живопись. Изображения льстили оригиналам, да и выполнены были с надлежащим мастерством, так что Хан не бедствовал. Но в свободное от зарабатывания денег время творил по-настоящему. Четыре долгих года он скрупулезно изучал технику делфтского мастера, экспериментировал с растворителями и лаками, растирал и смешивал краски. Черную, к примеру, добывал из угля, полученного при сжигании молодых побегов винограда. В подвале дома он по собственным чертежам соорудил электропечь для сушки холстов. И все ради того, чтобы прославиться. Не как фальсификатор, но как живописец, способный соперничать с самим Вермеером.
 |
| Vermeer The Lacemaker 1669-70 г.г. Лувр |
Даже в те времена, когда Вермеер был всего лишь одним из так называемых «малых голландцев», манера письма решительно выделяла его среди современников. Его полотна наполнены почти осязаемым воздухом и излучают свой собственный таинственный и умиротворяющий свет. Соперничать с ним в передаче фактуры и формы предметов с помощью тончайших оттенков цвета не дано никому. Кажется странным, что все свои таланты он употребил не на изображение богов и героев, а беспечно «растратил» на служанок, наливающих молоко, музицирующих барышень и мастериц, плетущих кружева. Ренуар, между прочим, считал «Кружевницу» самой прелестной картиной на свете.
Вермеер предпочитал писать обычных женщин, занятых обычными делами в ничем не примечательных интерьерах своих скромных жилищ.
Голландский ученый Свилленс доказал, что на его полотнах изображено всего пять различных интерьеров, написанных с разных точек и при различном освещении. Скорее всего это были комнаты его собственного дома.
Даже пейзажей сохранилось всего два - тот самый «Вид Делфта» и очаровательная безымянная «Улочка».
Никаких грандиозных или просто важных «событий», просто остановленные мгновения бытия, жизнь вне времени и вне пространства. Воинственных бюргеров, победивших в начале XVII столетия в войне за независимость родных Нидерландов, сменили их более мирно настроенные потомки, предпочитавшие тратить силы только на наживание капиталов и тихие семейные радости.
«Неканонических» сюжетов у Вёрмеера всего три: «Святая Пракседа», «Диана и нимфы» и «Христос в доме Марфы и Марии». Искусствоведы относят их к раннему периоду его творчества.
Все остальное создано в совсем иной манере. Но охота, как известно, пуще неволи. Одним из самых ярых защитников версии о существовании «итальянского Вермеера» был злейший враг Хана ван Меегерена - директор одного из самых солидных голландских музеев - Маурицхейса - Абрахам Бредиус, искусствовед, погубивший его репутацию как самоценного художника, мнение которого было в Нидерландах неоспоримым.
Он всю жизнь мечтал найти полотно, которое подтверждало бы его итальянскую теорию. Мстительный Хан решил не лишать его такого удовольствия.
 |
| The Little Street 1658 г. Rijksmuseum, Амстердам |
В качестве сюжета ван Меегерен выбрал явление воскресшего Христа двум своим ученикам в Эммаусе. И Бредиус попался в расставленные для него сети. Он слишком хотел обмануться. Как каторжный, работал ван Меегерен четыре года, наконец в 1932 году работа была завершена — на свет появился «Христос в Эммаусе».
 |
| На фото директор и главный реставратор Музея Boymans в Роттердаме восхищается недавно обнаруженным полотном Вермеера, которое восемь лет спустя окажется фальшивкой. |
Двое суток заняло у него детальное изучение картины. Придирчивый эксперт осмотрел все: холст, подрамник, даже гвозди, которыми холст был прибит к подрамнику, и кожаные прокладки под ними. Что уж говорить о тщательности, с которой он изучал само полотно. Вердикт, удостоверенный соответствующим сертификатом, был однозначен: это Вермеер, да такой, каких свет еще не видывал. Вскоре картину выставили в музее Бойманса. «Христос в Эммаусе» произвел настоящую сенсацию еще и потому, что для голландской живописи XVII века религиозные сюжеты большая редкость, и лишь немногие из имеющихся действительно являются образцами высокого искусства.
Ван Меегерен пришел на выставку, встал напротив им же сотворенной картины и во всеуслышание заявил, что это... подделка! Окружавшая картину толпа тут же объявила его сумасшедшим. А через пару месяцев уже все специалисты по Вермееру были свято уверены, что перед ними шедевр, способный затмить даже Рембрандта. «Христа в Эммаусе» назвали открытием века.
Отложенное торжество
Казалось бы - заветная цель достигнута. Настало время снять маску и явить миру свое лицо.
Но Хан ван Меегерен этого не сделал.
Первое, что приходит в голову: из-за жадности и укоренившейся привычки к роскоши. Ему надоела бедность - он полжизни перебивался случайными заработками. К тому же супруга любила роскошь не меньше его. А кроме того, Хану приходилось содержать свою первую жену и двоих детей. Продажа картины солидному музею, каковым и являлся музей Бойманса, давала ему круглую сумму - две трети от 520 тысяч гульденов. И, придумав для друзей и знакомых байку о том, что он якобы выиграл главный приз в национальной лотерее, Хан ван Меегерен принялся наверстывать упущенное.
Вилла «Весна» была съемным жилищем, Хану же хотелось собственного, и он купил виллу «Лето», обставив ее с невероятной роскошью, в чем ему с удовольствием помогала утонченная и изысканная Йоханна. Вселившись в новое «гнездышко», Хан понял, что содержать все это великолепие он сможет не дольше года, и решил, что пора возвращаться к кистям и краскам.
 |
| Ван Меегерен Head of Christ 1940-41 г.г. Museum Boymans |
Затем принялся за нового «Вермеера». Сначала написал небольшую «Голову Христа», выдав за эскиз к еще не найденному полотну, а затем и само полотно - «Тайную вечерю». За три картины, проданные по той же легенде о наследнице знатного рода, он выручил порядка 1 800 000 гульденов.
Казалось бы, можно уж и на покой удалиться и сибаритствовать до конца своих дней. Хан ван Меегерен и так ни в чем себе не отказывал - шумные вечеринки на вилле и в любимых ресторанах для толпы друзей и знакомых, драгоценности и меха для несравненной Йо, картины старых мастеров (подлинники, естественно), недвижимость - отели, ночные клубы, жилые дома. Он прятал деньги в трубы центрального отопления, под плиты пола, закапывал в саду и беспечно забывал, куда именно.
Как художник, он не мог не понимать, что с каждой новой картиной вероятность разоблачения возрастает, но и остановиться уже не мог, хотя к концу 1941 года, когда он начал работать над «Исааком, благословляющим Иакова» и «Христом и блудницей», вдохновение, осенявшее во время работы над первым шедевром, уже покинуло его. Он все меньше был Вермеером и все больше становился самим собой, Ханом ван Меегереном, хотя и не хотел этого признавать.
 |
| Ван Меегерен Issac Blessing Jacob 1941 г |
Однако это было естественно, поскольку критики приучили публику определять ценность картины именем автора, так сказать, «торговой маркой», а не художественными достоинствами.
Зачем тогда надрываться, выверяя каждый мазок, положение каждой трещинки, величину каждой крупинки в краске, если того же восхищения можно добиться ценой гораздо более скромных усилий?
Стоит ли удивляться, что, сбыв с рук две очередные подделки, Хан принялся за следующую.
«Омовение ног», самая неудачная как в техническом, так и в эстетическом отношении, стала последней в его карьере фальсификатора.
 |
| Ван Меегерен Washing of Christ Feet 1941 г. Rijksmuseum |
А может, он просто испугался, что своей, только ему принадлежащей славы он этим разоблачением не добьется? Ведь работал-то он в манере Вермеера, а не в собственной. Так что главное обвинение, которое некогда возвели на него критики во главе с Бредиусом - творческая несамостоятельность, - возможно, так и не было бы с него снято.
Однако существует и еще одно объяснение, более тонкого свойства. За четыре года напряженнейшей работы, когда одно неловкое движение кистью, ошибка в один градус при сушке, неверно смешанная краска или не до конца проявившийся кракелюр могли погубить дело всей его жизни, несчастный Хан и вправду решил, что он сам и есть Ян Вермеер Делфтский.
Что в него вошла его душа, он руководил его работой, чтобы вернуть себе, незаслуженно забытому живописцу XVII века, отобранную людьми и временем славу. Основания для такого рода «помешательства» у ван Меегерена были, ибо от его картин публика получала то же наслаждение, что и от полотен самого Вермеера.
Выходит, он только умножал его славу.
Какое из этих объяснений ближе к истине, мы, вероятнее всего, так никогда и не узнаем. Трудно узреть истину в потемках чужой души.
Триумф, оплаченный смертью
Повод - выяснить, каким образом картина Вермеера «Христос и блудница» попала к рейхсмаршалу Герману Герингу.
Подозревать самого ван Меегерена в сотрудничестве с врагом никто не собирался. Было известно, что в продаже картины участвовали несколько посредников. Надо было только выяснить, кто уполномочил ван Меегерена ее продать, чтобы вернуть законным владельцам. Тот ответил, что купил ее еще до войны у одного знатного итальянского семейства, пообещав хранить его имя в тайне. Антикваров такая отговорка вполне бы устроила. Но не сотрудников госбезопасности. Они взялись за Хана всерьез, а растерявшийся коллекционер не смог на ходу придумать более убедительную историю.
Ван Меегерен «прокололся» там, где меньше всего ожидал.
Он настоятельно просил своего посредника, чтобы картина не попала к немцам, поскольку знал, что после войны происхождение каждого шедевра начнут устанавливать весьма тщательно. Но тот соблазнился высокими процентами и продал картину одному из доверенных лиц рейхсмаршала, который был просто помешан на собирании предметов искусства.
«Христос и блудница» были обнаружены вместе с другими работами старых мастеров в одной из соляных шахт Альт-Аусзее в Австрии, где Геринг спрятал свои сокровища, когда запахло жареным.
Вермеер, как уже известно читателю, плодовитым художником не был, так что каждое его новое полотно сразу же привлекало к себе повышенное внимание. А тут еще незадолго до этого в резиденции Адольфа Гитлера Бергхоф нашли «Аллегорию живописи», вывезенную из венского Музея истории искусств.
Словом, находка была слишком значимой, чтобы не наделать шуму.
В том, что это Вермеер, как раз никто не сомневался, важно было найти владельца, чтобы вернуть полотно, и изменника, вступившего в сделку с нацистами.
Так что 29 мая 1945 года Хан ван Меегерен был арестован по обвинению в сотрудничестве с оккупантами.
После почти полутора месяцев следствия он, наконец, сделал сенсационное признание: никакой это не Вермеер, а он сам. Вернее, Ян Вермеер Делфтский, воплотившийся в него. Такая вот реинкарнация. Или, если хотите, перезагрузка.
Шок был таким, что кое-кто вполне серьезно задался вопросом, а не является ли тот автором всех существующих полотен, приписываемых загадочному голландцу?
Если в это готовы были поверить профессионалы от искусствоведения, то что говорить о самом ван Меегерене, упивавшемся своею славой.
Наконец искусствоведы опомнились и с удивлением обнаружили, что все шесть «Вермееров» очень похожи между собой и очень мало на «Христа у Марфы и Марии», полотна и без того спорного.
Последний ход сделал сам Хан: не верите, так я вам нарисую еще одного «Вермеера», и тогда вы убедитесь!
 |
| Хан Ван Меегерен пишет картину «Молодой Христос, проповедующий в храме». |
Картина была далека от совершенства, учитывая ситуацию и состояние самого художника, но все равно производила сильное впечатление. Тем не менее самые отъявленные скептики признали правоту ван Меегерена только после того, как на вилле «Весна» был найден обрезок подрамника, обрамлявшего холст, на котором впоследствии был нарисован «Христос в Эммаусе». Совпали не только годовые кольца дерева, но и ходы, проделанные жучком-древоточцем.
Обвинение в сотрудничестве с нацистами с выдающегося мистификатора было снято, поскольку продал он собственную работу, а не шедевр национального гения Нидерландов.
Зато возникла необходимость возбудить уголовное дело по другой статье - подлог. Но тогда придется публично признать некомпетентность очень уважаемых людей, в том числе директоров солидных музеев, и они вынуждены будут давать унизительные объяснения.
Или признать, что ван Меегерен - тоже гений, хоть и в ином роде.
Процесс, много раз откладывавшийся, начался 29 октября 1947 года. Хану ван Меегерену исполнилось 58.
Смертельно больной, но бодрый и подтянутый, в отлично сидевшем синем костюме, он шел из особняка на Принсенграхт в суд пешком в окружении зевак и репортеров. Он расточал улыбки и охотно шутил со своей «свитой». Зал суда напоминал картинную галерею.
Персональная выставка! Об этом он мечтал тридцать лет.
Так что его следует признать виновным.
Максимальный срок - до четырех лет, но, учитывая состояние здоровья подсудимого, можно сократить его вдвое. Адвокат, называя своего подзащитного чуть ли не гением, оправдывал его тем, что человек он тонкий, ранимый и совершенно неспособен переносить критику. С юридической точки зрения никакого мошенничества при продаже не было, ибо решение о принадлежности картины Вермееру выносили эксперты, а сам его подзащитный ничего такого не утверждал и к покупке никого не подбивал. И эксперты, и покупатели действовали исключительно по доброй воле.
Последнее слово обвиняемого было более чем странным. Говорил он не о себе, а о... картине Вермеера.
Шарль Сван, герой романа Пруста «В поисках утраченного времени», был убежден, что «Диана и нимфы», которую музей Маурицхейс приобрел как картину Николаса Маса, на самом деле принадлежит кисти Вермеера, тогда как он уверен, что это подделка. И ни слова в собственную защиту.
Когда судья закрыл заседание, Хан ван Мее покинул зал под овации публики. Приговор был оглашен 12 ноября. Он был признан виновным и приговаривался всего к году тюремного заключения. Адвокат не стал обжаловать приговор, а подал королеве прошение о помиловании. Наверняка сей выдающийся фальсификатор его получил, но судьба освободила его иным способом: он умер в клинике от апоплексического удара, так же, как умер в своем доме его кумир.
 |
| Могила ван Меегерена |
Подделки уничтожать не стали, иногда они даже экспонируются. А «Христос и блудница» из коллекции Геринга висит в музее Бойманса в одном зале с Пикассо и прочими новаторами, которых ван Меегерен так искренне презирал. Подделать картину еще здравствующего или недавно ушедшего мастера не так уж и трудно, но сфальсифицировать полотна XVII века так, чтобы обмануть всех на свете, этого никому не удавалось.
Хан ван Меегерен остался единственным великим фальсификатором в истории живописи. Но стоило ли тратить жизнь на такую славу...
Вместо послесловия
На сегодняшний день в России ни одного Вермеера нет. А могло бы и быть.
«Аллегория Веры», правда, как картина кисти гораздо менее известного художника, в конце XIX века была приобретена Дмитрием Ивановичем Щукиным.
Но по совету И.С. Остроухова, чей авторитет для русских коллекционеров был так же непререкаем, как совет Бредиуса для коллекционеров голландских, довольно быстро избавился от нее, продав... Абрахаму Бредиусу.
Тот поспешил приписать ее Вермееру, но почему-то не оставил ни в личной коллекции, ни в собрании возглавляемого им музея. Так что, вместо того, чтобы оказаться в Историческом музее, куда после революции попала щукинская коллекция, картина оказалась за океаном.
Впрочем, среди российских искусствоведов есть такие, кто нимало этим обстоятельством не огорчен, ибо они считают, что слава Яна Делфтского намного превосходит отпущенное ему Богом дарование.
 |
| Vermeer The Allegory of the Faith 1671-74 г.г. Музей Metropolitan |
